Неточные совпадения
Но тут он почувствовал, что это именно чужие
мысли подвели его
к противоречию, и тотчас же напомнил себе, что стремление быть на виду, показывать себя большим человеком — вполне естественное стремление и не будь его — жизнь потеряла бы смысл.
— Как же бы я так подвел-с… и для чего
подводить, когда все тут от Дмитрия Федоровича одного и зависит-с, и от одних его мыслей-с… Захотят они что учинить — учинят-с, а нет, так не я же нарочно их приведу, чтобы
к родителю их втолкнуть.
У Лиодора мелькнула
мысль: пусть Храпун утешит старичонку. Он молча передал ему повод и сделал знак Никите выпустить чумбур. Все разом бросились в стороны. Посреди двора остались лошадь и бродяга. Старик отпустил повод, смело подошел
к лошади, потрепал ее по шее, растянул душивший ее чумбур, еще раз потрепал и спокойно пошел вперед, а лошадь покорно пошла за ним, точно за настоящим хозяином.
Подведя успокоенного Храпуна
к террасе, бродяга проговорил...
Впрочем, вот я теперь силюсь
подвести весь наш острог под разряды; но возможно ли это? Действительность бесконечно разнообразна, сравнительно со всеми, даже и самыми хитрейшими, выводами отвлеченной
мысли, и не терпит резких и крупных различений. Действительность стремится
к раздроблению. Жизнь своя особенная была и у нас, хоть какая-нибудь, да все же была, и не одна официальная, а внутренняя, своя собственная жизнь.
И снова стал он ходить по комнате и придумывать нечто полновеснее, о среди этих раздумываний пришла ему вдруг
мысль: «А что как ничего этого не удастся?.. Как если Фрумкина-то возьмут, подержат-подержат, да и выпустят, а он тогда вернется
к нам — го-го, каким фертом!.. Не подходи! Да как начнет опять каверзы под меня
подводить?.. Тут уж баста!.. Вся эта сволочь прямо на его стороне будет… Как же, мол, мучился, терпел… сочувствие и прочее…»
Ловкие «воротилы дела» могли путем тайной интриги
подвести под него такую каверзу, что начальство, считавшее его доселе одним из лучших и благонадежнейших офицеров, вдруг могло бы найти его весьма неблагонадежным, могло придраться
к какому-нибудь случайному упущению по службе (а мало ли их!), чтобы отдать его под суд, могло найти вредным его образ
мыслей или какие-нибудь его поступки и исключить из службы.
Такую задачу Жозеф поставил себе с особенною целью,
к которой
подвел его Горданов, вперив ему
мысль, что он может «устранить» Бодростина очень хитро, не сам, а чужими руками: попросту сказать, Горданов учил его возбудить беспорядки между крестьянами и, доведя дело до сумятицы, черкнуть Михаила Андреевича под бок.
— Не домекнулся старый пес, что я укокошил его черномазую зазнобушку. Измучился я и исхудал от угрызений совести, а он приписал это грусти по исчезнувшей полюбовнице, еще больше приблизил меня
к себе и доверять стал самые свои сокровенные
мысли, а мне это было и на руку, — продолжал говорить Григорий Семенов. — Узнал я от него, что тебя
подвести хотят, чтобы ты пожертвовал собою за этого бродягу подлого, что прикрылся честным именем князя Воротынского…